| Одежду купить |
Снаряжение купить |
Жумаев Максут Сагинтаевич — известный казахстанский альпинист, капитан сборной альпинистов РК, заслуженный мастер спорта по альпинизму РК, многократный чемпион и призёр первенства Республики Казахстан по альпинизму в высотном классе. Чемпион и призёр открытого чемпионата СНГ по альпинизму в высотном классе (2001—2003).
Покорил все 14 существующих восьмитысячников мира (2000—2011). Стал 27-м членом «Quest-14» и 12-м альпинистом, кто сумел взойти на все эти восьмитысячники без использования кислородных баллонов.
Что было на пути Максута? Как Максут воспринимает Эверест? Какие планы на будущее?
Вопросы из зала от собравшейся аудитории.
Вы известный человек, который покорил все восьмитысячники. Сейчас Вы говорите, что пересматриваете свою работу в пользу более простой. Мне интересно ваше внутреннее ощущение, каково это, когда человек живет экстремальными вещами, а потом спускается в мир. Что вы хотите для себя найти, помимо заработка?
Горы есть горы. В моем миропонимании высота безусловно важна. Буквально в этом году была тренировочная горка Чимбулака 3400 м и потом сразу Эверест - под 9000 м.
В принципе, для меня всегда было важно с кем я иду, и это было важнее высоты.
Гипоксия, ледники, высота – все это я много раз проходил, но я не чувствую, что я «сдал», что перешёл из высшей лиги или там премьер-лиги в первую лигу или во второй эшелон.
Вы сейчас находите что-то такое, что Вас «заводит» в жизни, какие-то приятные моменты?
Знаете, супруга не всегда отпускает меня в горы, хочет, чтобы я завершил серьезные восхождения. Для нее было большим испытанием дождаться окончания моей программы с покорением всех восьмитысячников. И сейчас она меня отпускает на небольшие вершины. Потому что я начинаю брюзжать как старик. Она понимает, что когда я схожу на вершину, я приезжаю счастливым, у меня глаза светятся. Меня заводит всё, куда меня отпускает супруга.
Раньше был спортивный драйв. Безусловно, я вспоминаю тот момент, когда я завершил спортивную карьеру, когда за плечами было уже 14 восьмитысячников, но ребята-то продолжали ходить на другие вершины, а я отошёл от дел. Не то, чтобы я ощущал свою ненадобность, в душе было очень тяжело. Ощущение это было такое, что меня бросили, меня не взяли, я не отобрался. То есть было очень тяжело воспринимать это всё. Но со временем эта боль, она утихла, я не стал уже обращать на неё внимание. Но когда я сейчас выезжаю, я не ассоциирую себя со звездой мирового спорта. Мне тяжело воспринимать похвалы. Я думаю:
«Ну я же ничего такого не делаю, если каждый будет тренироваться так же годами, десятилетиями, то он то же самое сделает. Другое дело, что люди, может быть, ставят себе другие приоритеты и цели, и достигают их».
Я не стараюсь вызвать у людей жалость или наоборот восхищение, я стесняюсь этого.
Мне жена говорит «Знаешь, ты выживал во всяких сложных ситуациях, потому что у тебя, возможно, есть такая жизненная задача – открывать людям». Я стараюсь. Меня приглашают в колледжи и институты с рассказами. Мне кажется, я как ключник. Стою и помогаю людям, которые ищут эти двери, найти ключи и подобрать их.
В пятом году у Вас, по моему, были украдены вещи во втором лагере. Правда, что есть народ, которому на такой высоте интересно заниматься такими вещами?
Вещи были под третьим лагерем. И да, люди их украли. В те времена, когда мы только попали в Гималаи в Каракорум, мы шли по маршрутам. Перед выездом в экспедицию ты делаешь маршрут, план, норматив и прочее, его тренер утверждает, мы готовим сколько нам нужно верёвок, снаряжения, крючьев, всего другого. Но всё равно, когда ты идёшь на маршруте, то знаешь, что здесь много людей прошло, и в какой-то момент ты раз, смотришь - ага, верёвки там повешены. А! Карабин! Крюк! Раз-раз, выколотил, спрятал. Конечно, мы этим не занимались.
Помню, в 2001 году мы нашли рюкзак японской экспедиции, которая погибла. То есть он остался на перилах, висит, ну мы его не трогали. То есть для нас это нехорошо - брать вещи погибших альпинистов. И тут такая ситуация — мы идём на К2, был пятый год. Нас жёстко побило, мы не дошли до вершины, попали в шторм, с лавинами спускались, многие оставили своё снаряжение ниже третьего лагеря, прямо на перилах, докуда можно было дойти, где не нужны были шакалы, ледорубы, потому что нереально было туда-сюда его таскать. В пятом году очень даже нелегко было найти деньги на Гималайскую экспедицию, а нам спонсор дал.
Мы знали, что в городе кипишь, нас уже всех заочно уволили с работ, бомбили МЧС, у нашего тренера инфаркт, так как ему сказали, что нужно ребят спасать. А он знал, что у нас по сути есть сутки-двое, потом уже все, не поможешь. Это должна акклиматизированная команда идти на 8 тысяч метров, а мы пропали на 8 тысячах. Иностранцы вообще написали в интернете, что команда зашла на вершину К2, налетел шторм, и она погибла.
Мы понадеялись, что у нас батарейка с солнечными панельками будет заряжаться. Абсолютная темень, ураган, ничего не заряжается, всё, мы ушли со связи, и после этого всё равно мы решили всё-таки пойти на вершину.
И хорошо, что украли, с одной стороны, я сейчас думаю… А украл кто… ну знаете, на К2 в базовый лагерь очень редко приходят треккинговые группы, очень редко, но приходят. Их приводят ребята-пакистанцы, которые живут в ближайших деревнях. Ребята, кто может справиться с челновым грузом, в калошах прийти туда. В какие-то моменты они поднимаются именно в лагерь, который находится перед тем, как начинается подъём к первому лагерю. И там мы, в принципе, всегда оставляем палаточку, и в ней обвязки, какие-то основные вещи, кошки. По леднику и до базового лагеря идти не так опасно. И вот эти ребята дошли туда. Посмотрели, и портеры думают — сезон заканчивается, он на самом деле заканчивался, все экспедиции свернулись, к тому же ураган, там сейчас так замело, больше никто не пойдет… ну и забрали.
И мы как туда всё-таки вышли, с обморожениями пришли, снаряжения нет. Конечно, мы были разочарованы, что снаряжение пропало, потому что нам теперь покупать это всё по-новому. А в те времена купить снаряжение было тяжело. Многие зарабатывали не так много, и тратили деньги на снаряжение, на рюкзаки, карабины, жумары. Для некоторых работа портерами была просто возможность взойти на вершину. Но надо же готовиться, надо тренироваться. И ничего не изменилось.
Как обстоят дела с гигиеной и туалетом в походах в высокогорье?
Много лет тому назад мы с другом Василием Пивцовым были в экспедиции на Алтае. Это было восхождение на вершину Белуха. Мы тогда классно впервые поднялись на неё. И вот была такая ситуация. Мы сидели с Василием в палатке примерно два-три дня, льёт дождь, идет снег. Должна была подойти наша основная группа. Однако, продукты у нас уже закончились, осталось немножко газа и не то, чтобы мы там испытывали какие-то затруднения с едой, но сложность с туалетом у нас возникала. Потому что мы там буквально уже «заквакали», так как всё было очень сыро. И выходить в сплошной снегопад было тяжело. Мне запомнился один момент, когда мы день-два терпели, просто скрипели зубами, но никуда не ходили, потому что ждали погоду.
Есть такая традиция - иностранные альпинисты не парятся в этом отношении. У нас есть понятие «баклажка», у них есть понятие «пипиботл». Иностранцы используют его при нужде. Они даже из спальника не вылезают.
Были такие ситуации в экспедициях на Макалу. Мы идём по Западному ребру, а там просто выйти из палатки было крайне опасно, потому что был очень сильный ветер. Нам, честно говоря, было очень тяжело, и даже был такой момент, когда мы попали в жуткий шторм, пришли очень сильные ветра, джеты, и два-три дня мы были заперты во втором лагере. Рядом со вторым лагерем была большая трещина, и мы боялись даже заглянуть туда — мало ли какой карниз может обвалиться. А когда начался ураган, то нашу палатку, ещё советскую, поломало — сломало стойку. Мы держали ее с ребятами в распор всю ночь. На утро мы с парнями отползли в эту трещину, там оказалось шикарное место. Мы нашли место под палатку, нам повезло. Сначала мы выходили в туалет на улицу, потом нас ветер всё-таки загнал, и мы жили в этой трещине и по-разному «ходили» туда. Причём все ходили с касками — камней не было, но это техника безопасности. И вот Васька один раз пошёл в каске, переволновался, и у него каска улетела туда же, куда мы ходили. Потом мы эту каску ещё и доставали. (Смех в зале)
В плане туалета скажу так — в определённый период времени, именно в непогоду, выйти в туалет из палатки - это всё равно, что выйти в открытый космос. Очень опасно.
Кто-то называет туалет «шхельдой». Идёт специальный человек, выкапывает дырку, выстраивает стенку, чтобы из-за неё можно было выглядывать. Причём все ленятся, и никто не делает круговую стенку, только по фронту выставляют, и всё. На самом деле там можно и с тыла зайти. Об этом никто не думает. Да нормально, в принципе. Тяжело, но нормально. Или так, или терпеть до последнего.
Мне самому было интересно, когда начал заниматься альпинизмом, как всё-таки это происходит, если идёт стенное восхождение по вертикали, по одной линии. То есть вот растянулась команда на две-три верёвки, и верхнему «приспичило», а внизу-то - люди жумарят по верёвке… Вот там-то конечно проблема. Но я, слава богу, с такими ситуациями не сталкивался.
На какой высоте находится базовый лагерь на Пирамиду Карстенс, есть ли промежуточные лагеря, или вы будете идти сразу на штурм из базового лагеря?
Да, если высота вершины 4800, то где-то на 3800, может быть на 4000, находится базовый лагерь. Мы в том году больше 6 часов до него шли. Штурмовой, там прилетаешь, ставишь лагерь, на следующий день - акклиматизация. Вроде бы 4000, но всё равно. Я помню, что там мы были как мухи сонные. Первый нормально всё, второй день «touch» так называемый — мы подходим под стену, там верёвки.
Первая вертикальная, короткая 3-4 м, но всё равно, показываем элементы. Все люди разные приезжают, кто-то с высоким уровнем альпинизма, кто-то новичок, кому-то надо вспомнить, главная работа на верёвке это - доверие. Доверие не к тому, кто тебя ведёт, и с кем ты идёшь, а доверие к самой верёвке, к «снаряге». С Карстенсом там всё просто, он такой «лайтовый».
