Продолжение интервью с Максутом Жумаевым. Октябрь 2018.


Какой Вы могли бы дать совет тем людям, которые ходят в треккинговые походы группами и на горе-то ведут себя как слепые котята, которые гор-то не нюхали, ведут себя непредсказуемо, когда они там оказываются. Для них это всё в новинку. Я хотел бы получить больше информации про то, как нужно жить в горах, как себя чувствовать там, как технически уметь работать. Может быть, есть материалы, с которыми можно познакомиться? Может быть - каналы есть какие-нибудь, где дают такую информацию?


Хорошая идея - открыть канал «Лайфхаки по высотному альпинизму», мы с Василием (Пивцовым) как раз обсуждали открытие клуба Жумаева, где будут практические советы и открытия. Я веду дополнительные уроки в школе, где учатся мои дети. Ко мне приходят ученики разного возраста, 5-8 класса, это самый интересный возраст — 13-14, мальчики и девочки. У нас нет своего класса, у нас есть скалодром. Мы просто бросаем маты и садимся на них. И вот как раз мы там всё это проводим.

Одежду купить

Снаряжение купить

Я приношу снаряжение верёвки, жумары, недавно палатку приносил. Говорю: «Вот ребята, вам - палатка, за пять минут вы должны её поставить». Они её за 15 минут не поставили, хотя я им подсказывал. Зато, когда мы её поставили, они сказали «Вау, как круто»! Сразу залезли, и выходить оттуда не хотели. Мы, безусловно, будем всё это показывать, да и было бы интересно сделать это для всех. Это будет и группа, и сайт. Дай бог времени, сил, возможностей. И тех людей, которые мне помогали бы в этом.


Отвечая на вопрос - с каждым человеком по-особому, к каждому человеку свой подход. На моём примере - мы были обычные ребята, мы работали. Я работал: в рекламном агентстве, в цеху, помогал обклеивать автобусы, мы красили, наклеивали всякий аракал (это была реклама на транспорте). Выполнял эту работу мой старший зять, и вот я подрабатывал, когда приезжал в Алма-Ату просто как разнорабочий.
В выходные ребята сказали мне: «Хочешь в горы? Пойдём с нами». О’кей. Я нашёл у соседа абалаковский рюкзак. Люди, которые впервые показали мне горы, говорят: «Кто впервые приходит в горы, горы их обмывают».

Была пасмурная погода, где-то шёл снег хлопьями, классно так всё было, и вот для меня они открыли ведь не альпинизм, они не открыли мне какие-то скалы, да и скалолазание для них это вообще было чуждым понятием. Они для меня открыли мир, горы.

И вот после этого дали мне наводку. Они говорят, слушай, рюкзак беспонтовый. На стадионе есть какая-то фирма, и ты там купишь себе нормальный рюкзак. И на следующий день, в понедельник, у меня было свободное время, я пошел искал эту фирму, нашёл её где-то там. Там люди что-то из окна в машину выгружают. Я подошёл к ним, спросил. Они ответили, что это их фирма, я залез к ним через окно. Они говорят, да у нас рюкзак один остался, из экспедиции. Он стоил 99 долларов. Я думаю — ВАУ. Это большой вызов. Они говорят — чего ты паришься? Завтра у нас будет французская группа на Иссык-Куль, давай подработай портером, будешь таскать грузы, заодно отработаешь, как раз 100 долларов примерно и заплатим. Я позвонил сестре, попросил денег в займы. Купил этот рюкзак, попал в горы, и для меня, приехавшего из западного Казахстана, в горы и сразу из Алма-Аты на Иссык-Куль.

Меня тогда прозвали монстром. Во мне было 55 кг живого веса, огромнейший рюкзак 120 литров. И вот этот огромный рюкзак, и две маленькие ножки - я приходил первый на место ночёвок.

И я тогда взял фотоаппарат Кодак, 2-3 плёнки по 36 кадров, щёлкал абсолютно всё. И у меня они сохранились. Плёнки как таковой уже нет, но фотографии 9 на 13 я распечатал. Там я как раз с Васькой Пивцовым познакомился, и мне было очень важно, что именно в этот момент я познакомился с ребятами, многие из секции Политеха по альпинизму, куда я сразу записался. Потому что эти люди открыли для меня новый мир.

Мне никто не говорил: «Кто ты такой, вообще»? И я понял, что нет никакой разницы мастер спорта по альпинизму, третьеразрядник ты или еще кто. Горы не могу жить без людей, а люди не могут жить без гор. Потому что это такие вещи, которые, наверно, создают атмосферу.


Я ревностно отношусь к тем людям, которые хотят прийти в горы. Шерпы иногда говорят, что миллионы людей прилетают в Гималаи, Катманду, потом идут в треккинги, экспедиции и смотрят, смотрят на горы. А есть люди, которые приходят и видят.

Вот для меня важно, чтобы рядом со мной были люди, которые видят горы. И видят там домик свой родной. Тип людей, которые разжигают в нём свой очаг. Которые ждут в палатках тех людей, которые потерялись в снежной пурге, они стучат ложками по кастрюле, чтобы они не прошли мимо палаток. Они выходят, они рискуют своей жизнью, они надеются, они боятся потерять друзей.

Потерять друзей - это очень глубоко. Поэтому когда люди приходят в горы, я хотел бы, чтобы эти люди в первую очередь ценили друг друга.

---

Какова стоимость экспедиции на Эверест?


Вы знаете, в 2007 году мы с Василием сходили на Эверест. Тогда нам эту экспедицию оплатила компания Астана-Моторс. Они нам дали 25 000 долларов на двоих, и мы на эти деньги смогли организовать экспедицию из Китая. Это дешевле, чем из Непала. Т.к. мы уже по тем временам знали, что только пермит (разрешение на посещение) стоит 10 000 долларов.


Помимо пермита львиная доля — это услуги компаний, обычного туроператора, который встретит вас в аэропорту, расселит в Катманду, посадит в автобус и привезёт в базовый лагерь, поставит палатки, столовые, базовые палатки и будет тебя ждать, кормить. Всё остальное — это уже твоё. То есть выше базового лагеря - это чистая автономия. Автономно идёшь, сам себе готовишь, сам покупаешь в Катманду продукты или привозишь из Казахстана, из Алма-Аты, из дома.

Сейчас я не знаю сколько стоит спортивное восхождение. Честно говоря, когда в апреле в этом году мы попали в министерство туризма, нам очень популярно сказали: ребята, это классно, что вы приехали на Эверест, мы вам желаем хорошей погоды, чтобы вы взошли на вершину, но пожалуйста, используйте кислород, потому что не надо нам портить статистику. И поэтому любая экспедиция на Эверест сейчас в основном с кислородом. Без кислорода они не рекомендуют, но и не запрещают.


Раньше было, безусловно, без кислорода, но в этом году у нас была коммерческая экспедиция. То есть были люди, которые всё это оплатили, и мы шли уже в рамках коммерческой группы. Меня пригласили как начальника экспедиции, руководителем экспедиции, тренером, гидом, ангелом хранителем, человеком, который знает, который помогает с восхождением. На самом деле это очень большая работа для меня была в первый раз на большой горе, и я не стесняюсь этого.


Отвечая на вопрос, 80 000 $ с вами пойдёт непальский гид с кислородом, условно 15 000-20 000 $ - минимум на человека, который пойдёт в спортивной группе.
Когда открывается основной пермит, за 1 500$ можно попроситься в его состав, хотя сейчас любой пермит, любой человек — 10 000 долларов минимум.

---

Почему восхождение с кислородом?


Ну потому что я старый. Если мы вернёмся к истории советского альпинизма, я думаю, что истоки идут из советского периода.

Что такое кислород? Кислород — это допинг на самом деле, если ты ставишь себе задачу взойти по-спортивному, а большая часть советских альпинистов - это действительно спортсмены, а иностранные альпинисты - это люди, для которых альпинизм - это образ жизни, хобби. То есть не спорт. Они не получают разряды, они не участвуют в чемпионатах. Не знаю, есть ли чемпионат Австрии, к примеру, по альпинизму. Скалолазание есть, а альпинизм именно высотный — такого нет. Поэтому, кислород — нет, кислород - это не то.


И даже, знаете, в советской команде были такие разговоры, некоторые могли себе позволить ходить без кислорода, и поэтому для нас, для нового поколения альпинистов взойти на любую вершину 8 тысяч без кислорода — это, в первую очередь, быть на «ты» с горами. Опять же мы возвращаемся к вопросу — говорить на одном языке с горами.

Ты когда идёшь на вершину без кислорода, тебе очень тяжело, тебе адски тяжело, но ты чувствуешь гору, ты понимаешь гору, настолько тяжело. Если ты не прочувствуешь её, тебя там колбасит неимоверно, то есть тебе реально тяжело просто идти.

Помню в 2007 мы с Васькой вышли в ночь на вершину, мы делали пять-шесть шагов и по пять-шесть минут отдыхали. И мы засыпали в этот период, когда махали руками, и просто руки уже отваливались, ноги отваливались. Мы просто шли и махали, двадцать часов шли на вершину Эверест. Это ахтунг какой-то. Мы в восемь часов вечера вышли, и только в 4 часа дня взошли на вершину. И мы шли, и я помню, что было адски холодно, и ты засыпаешь. Ты вроде отмахал по 50 на каждую руку, по 50-100 на каждую ногу, и ты вроде бы отдышаться лёг, и ты просыпаешься от того, что ты в этом космическом холоде, тебя трясёт. А есть ли там перила, не понятно.

Всё было на грани. Но мы прочувствовали гору. Я теперь знаю, что такое идти без кислорода. И когда я шёл на вершину Эверест сейчас с кислородом, я понимал, что у меня не было этого. Абсолютно было легко, спокойно.

Я помню в 2007 году я подошёл под вершину, метров 5-10 осталось, я остановился, сел и ждал, пока Вася ко мне подойдёт, чтобы мы вместе взялись за плечи, обняли друг друга и сделали это. И вот, когда мы поднялись на Эверест в этом году, а у меня даже ни в одном глазу: где гора? Для меня было очень важно, и это произошло.


Мы с Олегом спускались, крайние 100-200м, вот мы как раз были чуть ниже по пути от балкона Южного седла, я ушёл чуть ниже, шерп, который отвечал за Олега и нёс его кислород, отдал последний баллон и умчался. Мы с Олегом идём, я контролирую, иду впереди него, он сзади. Олег идёт-идёт, раз, остановился. Сел. Сидит. Я его зову. Он делает 5 шагов, садится. Я думаю, идти к нему наверх, или сам дойдёт. Дошёл-таки. Снимаю маску: «Олег что за дела»? Он не реагирует, сидит. Я думаю — устал, не мог настолько устать... В принципе, на балконе мы сидели нормально. Чего-то там попили, чего-то там поели. Классно пофоткались. Я смотрю, у него на редукторе ноль. А чего делать? И вот момент такой, я беру свой баллон, отдаю ему. Олег даже не понял, что я поменял баллон, включил на полную. Всё, Олег, пошли. Хорошо, и пошёл. Я снял маску, и мне было проще на самом деле. Ну я уже чисто на опыте дошёл до лагеря на 8 тысячах метров. Если бы не было кислорода, возможно, могла бы быть какая-нибудь внештатная ситуация.

---

За какую цену жена отпускает вас в экспедиции? Кто-то просит цветочек аленький с вершины?


Знаете, конфетно-эдельвейсный период мы уже давно прошли. В моём случае это был камин и навес под машину.

---

Хотелось бы собрать семью и вместе с ними сходить во что-нибудь такое интересное?


Мы когда познакомились с Ольгой, у нас был служебный роман. Она попросилась ко мне в треккинг. Я готовил и планировал экспедицию для своих друзей. Базовый лагерь Эверест. Она через нашего знакомого вышла на меня и спрашивает: можно я тоже? Я её знал немного. И вот мы в процессе подготовки познакомились ближе, она была без парня, я был без девушки, я подумал почему бы и нет? У неё была машина, надо было тренироваться, и мы поехали. В кофейни тогда было как-то не принято ходить, жили мы не на широкую ногу. И когда мы уже пошли в сам базовый лагерь Эверест, у нас уже были отношения, мы всё время целовались и не отлипали друг от друга. Мои друзья были просто в раздражении. Есть небольшое видео на фоне монастыря, где видно, что Ольга меня поцеловала, а я такой съёжился, этот момент вошёл в историю. Стеснительный был.

Хотелось бы, чтобы мы с детьми прошли эту тропу.

Мне многие люди задают вопрос: хотели бы Вы, чтобы ваши дети пошли по вашим стопам? Я, не лукавя, говорю «нет», на самом деле. Для меня альпинизм – это, безусловно, многое, и я добился многого в жизни, стал человеком, воспитал в себе сильную личность. Наверно, не воспитал, а сковал. И сейчас мы живёт с детьми, и главное - дать им возможность реализоваться.

---

На твой взгляд, какая у тебя в альпинисткой карьере была самая большая ошибка, которую ты допустил, но которая, к счастью, не привела ни к чему фатальному?


Были ситуации, которые завершились потерей наших друзей. Любого альпиниста преследуют такие ситуации, когда приходится с кем-то прощаться. Какая ошибка... Знаешь, я любую ситуацию в жизни не считаю ошибкой, потому что я так понимаю любую ситуацию, любое действие, как что-то, что было предназначено для меня. Ошибка - это наверно то, что уже задано и имеет правильный ответ. Моя вся жизнь - это правильный ответ. Я считаю, что здесь и сейчас - это правильный ответ. Любая ситуация, которая произошла, и она была тяжёлая - это ответ. Я не считаю, что ошибочный ответ. Просто я воспринимаю.


Был момент, когда мы не смогли спасти человека. Я не считаю, что мы сделали что-то ошибочное. Каждая жизнь, каждый момент - это жизненный урок. Для меня 2+2=5 - это ошибка. Хорошие моменты — это не ошибка, это положительный результат, но взять К2 - на неё было пять неуспешных попыток восхождения, вроде бы как-бы ошибки, где-то был просчёт: прогноз погоды, подготовка, снаряжение, тактика, не предположили высоту снега, и каждый шаг по лавинно-опасному склону будет просто нереальный. Решали — идём дальше и половина погибает, или идём назад и пытаемся через год вернуться на К2.

И сейчас я благодарен судьбе, что с 6 раза зашёл на К2, и для меня К2 стала заключительной в моей карьере, и это не то, что была лебединая песня, просто это была правильная экспедиция, потому что рядом со мной были очень близкие люди. Нас, можно сказать, вымолили - столько людей молилось за нас, настолько тяжёлой была экспедиция. Более трёх км перил, каждый раз новая обработка маршрута, потому что снегом засыпало. Это Северный гребень, по которому единицы зашли на вершину, и там обрабатывали её огромные международные экспедиции.
Были моменты, которые привели к несчастным случаям, ошибка или нет, но произошло то, что произошло.

---

К чему надо быть готовым профессиональному спортсмену?


Знаешь, сколько было моментов, когда мы сожалели, что не пошли на вершину? Подошли к стене — непогода, лезть страшно. Разворачиваемся, идём вниз, и бах — солнце. И ты думаешь — блин, вернуться назад уже не успеваешь к контрольному сроку. И таких восхождений было много.


Было восхождение, когда мы не смогли подняться, и на нас давил груз ответственности перед спонсорами. Мы знали, как трудно найти деньги на всё это. И вот мы вернулись, и осталось всего полторы недели до конца пермита, и вот мы немного отдохнули, не знаю был ли тогда прогноз погоды, и мы решили — всё ребята, надо идти. Тренер нам по связи сказал — работайте по своему усмотрению. Он не знает что там со снегом, что с погодой. Это были очень тяжёлые слова, в то же время это были слова доверия к нам. Мы сами принимали решение, и мы шли на восхождение.

В другой раз мы с Васей подошли в вершине К2. Я смотрю на неё, и понимаю — нет, не дойду. Вася говорит — надо идти, чего тут думать. Идёт первые 10 шагов, и бах, его чуть лавиной не скидывает. Она рядом прошла. Вася не может сказать: «Я развернусь и пойду вниз» - он не такой человек. Мы понимаем, что не надо его спрашивать — ты дальше или как, если спросим, он же попрётся, и нам придётся тоже идти, мы можем погибнуть. Мы просто развернулись и пошли вниз.


Наши спонсоры - обычно это люди, которые сами когда-то ходили в горы и теперь имеют возможность помогать нам. Они понимают обстановку. И все неудачные попытки с К2 у нас были на грани — или мы идём и погибаем, или возвращаемся назад и снова ищем деньги на К2. А что ещё делать? Спонсор идёт, заказывает на рынке барана, а жена идёт в церковь ставит свечку.

---

Какая из 14 вершин экспедиция на твой взгляд успешная, и какая из этих вершин тебе понравилась больше всего?


Наверное, Макалу. Тяжёлая она была с точки зрения технического восхождения. Команда у нас была большая, серьёзная, и у нас там были потери. И я спустился с неё и думаю: «А стоило этого? Два человека ушли навсегда и не вернулись домой с этой вершины». Мы отпахали очень серьёзный маршрут, и как раз на период восхождения на эту вершину этот маршрут был признан самым сложным в Гималаях. И мне, с одной стороны, было хорошо, если бы взошли все ребята, хотя у всех был шанс. Это была тяжёлая гора. Другие вершины как-то они шли у нас по накатанной.

Специально для сети магазинов «День Сурка» - интервью с Максутом Жумаевым. Октябрь 2018.

Одежду купить

Снаряжение купить

Жумаев Максут Сагинтаевич — известный казахстанский альпинист, капитан сборной альпинистов РК, заслуженный мастер спорта по альпинизму РК, многократный чемпион и призёр первенства Республики Казахстан по альпинизму в высотном классе. Чемпион и призёр открытого чемпионата СНГ по альпинизму в высотном классе (2001—2003).
Покорил все 14 существующих восьмитысячников мира (2000—2011). Стал 27-м членом «Quest-14» и 12-м альпинистом, кто сумел взойти на все эти восьмитысячники без использования кислородных баллонов.

Что было на пути Максута? Как Максут воспринимает Эверест? Какие планы на будущее?

Вопросы из зала от собравшейся аудитории.


Вы известный человек, который покорил все восьмитысячники. Сейчас Вы говорите, что пересматриваете свою работу в пользу более простой. Мне интересно ваше внутреннее ощущение, каково это, когда человек живет экстремальными вещами, а потом спускается в мир. Что вы хотите для себя найти, помимо заработка?


Горы есть горы. В моем миропонимании высота безусловно важна. Буквально в этом году была тренировочная горка Чимбулака 3400 м и потом сразу Эверест - под 9000 м.

В принципе, для меня всегда было важно с кем я иду, и это было важнее высоты.

Гипоксия, ледники, высота – все это я много раз проходил, но я не чувствую, что я «сдал», что перешёл из высшей лиги или там премьер-лиги в первую лигу или во второй эшелон.

---

Вы сейчас находите что-то такое, что Вас «заводит» в жизни, какие-то приятные моменты?


Знаете, супруга не всегда отпускает меня в горы, хочет, чтобы я завершил серьезные восхождения. Для нее было большим испытанием дождаться окончания моей программы с покорением всех восьмитысячников. И сейчас она меня отпускает на небольшие вершины. Потому что я начинаю брюзжать как старик. Она понимает, что когда я схожу на вершину, я приезжаю счастливым, у меня глаза светятся. Меня заводит всё, куда меня отпускает супруга.

Раньше был спортивный драйв. Безусловно, я вспоминаю тот момент, когда я завершил спортивную карьеру, когда за плечами было уже 14 восьмитысячников, но ребята-то продолжали ходить на другие вершины, а я отошёл от дел. Не то, чтобы я ощущал свою ненадобность, в душе было очень тяжело. Ощущение это было такое, что меня бросили, меня не взяли, я не отобрался. То есть было очень тяжело воспринимать это всё. Но со временем эта боль, она утихла, я не стал уже обращать на неё внимание. Но когда я сейчас выезжаю, я не ассоциирую себя со звездой мирового спорта. Мне тяжело воспринимать похвалы. Я думаю:

«Ну я же ничего такого не делаю, если каждый будет тренироваться так же годами, десятилетиями, то он то же самое сделает. Другое дело, что люди, может быть, ставят себе другие приоритеты и цели, и достигают их».

Я не стараюсь вызвать у людей жалость или наоборот восхищение, я стесняюсь этого.

Мне жена говорит «Знаешь, ты выживал во всяких сложных ситуациях, потому что у тебя, возможно, есть такая жизненная задача – открывать людям». Я стараюсь. Меня приглашают в колледжи и институты с рассказами. Мне кажется, я как ключник. Стою и помогаю людям, которые ищут эти двери, найти ключи и подобрать их.

---

В пятом году у Вас, по моему, были украдены вещи во втором лагере. Правда, что есть народ, которому на такой высоте интересно заниматься такими вещами?


Вещи были под третьим лагерем. И да, люди их украли. В те времена, когда мы только попали в Гималаи в Каракорум, мы шли по маршрутам. Перед выездом в экспедицию ты делаешь маршрут, план, норматив и прочее, его тренер утверждает, мы готовим сколько нам нужно верёвок, снаряжения, крючьев, всего другого. Но всё равно, когда ты идёшь на маршруте, то знаешь, что здесь много людей прошло, и в какой-то момент ты раз, смотришь - ага, верёвки там повешены. А! Карабин! Крюк! Раз-раз, выколотил, спрятал. Конечно, мы этим не занимались.

Помню, в 2001 году мы нашли рюкзак японской экспедиции, которая погибла. То есть он остался на перилах, висит, ну мы его не трогали. То есть для нас это нехорошо - брать вещи погибших альпинистов. И тут такая ситуация — мы идём на К2, был пятый год. Нас жёстко побило, мы не дошли до вершины, попали в шторм, с лавинами спускались, многие оставили своё снаряжение ниже третьего лагеря, прямо на перилах, докуда можно было дойти, где не нужны были шакалы, ледорубы, потому что нереально было туда-сюда его таскать. В пятом году очень даже нелегко было найти деньги на Гималайскую экспедицию, а нам спонсор дал.

Мы знали, что в городе кипишь, нас уже всех заочно уволили с работ, бомбили МЧС, у нашего тренера инфаркт, так как ему сказали, что нужно ребят спасать. А он знал, что у нас по сути есть сутки-двое, потом уже все, не поможешь. Это должна акклиматизированная команда идти на 8 тысяч метров, а мы пропали на 8 тысячах. Иностранцы вообще написали в интернете, что команда зашла на вершину К2, налетел шторм, и она погибла.


Мы понадеялись, что у нас батарейка с солнечными панельками будет заряжаться. Абсолютная темень, ураган, ничего не заряжается, всё, мы ушли со связи, и после этого всё равно мы решили всё-таки пойти на вершину.


И хорошо, что украли, с одной стороны, я сейчас думаю… А украл кто… ну знаете, на К2 в базовый лагерь очень редко приходят треккинговые группы, очень редко, но приходят. Их приводят ребята-пакистанцы, которые живут в ближайших деревнях. Ребята, кто может справиться с челновым грузом, в калошах прийти туда. В какие-то моменты они поднимаются именно в лагерь, который находится перед тем, как начинается подъём к первому лагерю. И там мы, в принципе, всегда оставляем палаточку, и в ней обвязки, какие-то основные вещи, кошки. По леднику и до базового лагеря идти не так опасно. И вот эти ребята дошли туда. Посмотрели, и портеры думают — сезон заканчивается, он на самом деле заканчивался, все экспедиции свернулись, к тому же ураган, там сейчас так замело, больше никто не пойдет… ну и забрали.


И мы как туда всё-таки вышли, с обморожениями пришли, снаряжения нет. Конечно, мы были разочарованы, что снаряжение пропало, потому что нам теперь покупать это всё по-новому. А в те времена купить снаряжение было тяжело. Многие зарабатывали не так много, и тратили деньги на снаряжение, на рюкзаки, карабины, жумары. Для некоторых работа портерами была просто возможность взойти на вершину. Но надо же готовиться, надо тренироваться. И ничего не изменилось.

---

Как обстоят дела с гигиеной и туалетом в походах в высокогорье?


Много лет тому назад мы с другом Василием Пивцовым были в экспедиции на Алтае. Это было восхождение на вершину Белуха. Мы тогда классно впервые поднялись на неё. И вот была такая ситуация. Мы сидели с Василием в палатке примерно два-три дня, льёт дождь, идет снег. Должна была подойти наша основная группа. Однако, продукты у нас уже закончились, осталось немножко газа и не то, чтобы мы там испытывали какие-то затруднения с едой, но сложность с туалетом у нас возникала. Потому что мы там буквально уже «заквакали», так как всё было очень сыро. И выходить в сплошной снегопад было тяжело. Мне запомнился один момент, когда мы день-два терпели, просто скрипели зубами, но никуда не ходили, потому что ждали погоду.

Есть такая традиция - иностранные альпинисты не парятся в этом отношении. У нас есть понятие «баклажка», у них есть понятие «пипиботл». Иностранцы используют его при нужде. Они даже из спальника не вылезают.

Были такие ситуации в экспедициях на Макалу. Мы идём по Западному ребру, а там просто выйти из палатки было крайне опасно, потому что был очень сильный ветер. Нам, честно говоря, было очень тяжело, и даже был такой момент, когда мы попали в жуткий шторм, пришли очень сильные ветра, джеты, и два-три дня мы были заперты во втором лагере. Рядом со вторым лагерем была большая трещина, и мы боялись даже заглянуть туда — мало ли какой карниз может обвалиться. А когда начался ураган, то нашу палатку, ещё советскую, поломало — сломало стойку. Мы держали ее с ребятами в распор всю ночь. На утро мы с парнями отползли в эту трещину, там оказалось шикарное место. Мы нашли место под палатку, нам повезло. Сначала мы выходили в туалет на улицу, потом нас ветер всё-таки загнал, и мы жили в этой трещине и по-разному «ходили» туда. Причём все ходили с касками — камней не было, но это техника безопасности. И вот Васька один раз пошёл в каске, переволновался, и у него каска улетела туда же, куда мы ходили. Потом мы эту каску ещё и доставали. (Смех в зале)


В плане туалета скажу так — в определённый период времени, именно в непогоду, выйти в туалет из палатки - это всё равно, что выйти в открытый космос. Очень опасно.


Кто-то называет туалет «шхельдой». Идёт специальный человек, выкапывает дырку, выстраивает стенку, чтобы из-за неё можно было выглядывать. Причём все ленятся, и никто не делает круговую стенку, только по фронту выставляют, и всё. На самом деле там можно и с тыла зайти. Об этом никто не думает. Да нормально, в принципе. Тяжело, но нормально. Или так, или терпеть до последнего.

Мне самому было интересно, когда начал заниматься альпинизмом, как всё-таки это происходит, если идёт стенное восхождение по вертикали, по одной линии. То есть вот растянулась команда на две-три верёвки, и верхнему «приспичило», а внизу-то - люди жумарят по верёвке… Вот там-то конечно проблема. Но я, слава богу, с такими ситуациями не сталкивался.

---

На какой высоте находится базовый лагерь на Пирамиду Карстенс, есть ли промежуточные лагеря, или вы будете идти сразу на штурм из базового лагеря?


Да, если высота вершины 4800, то где-то на 3800, может быть на 4000, находится базовый лагерь. Мы в том году больше 6 часов до него шли. Штурмовой, там прилетаешь, ставишь лагерь, на следующий день - акклиматизация. Вроде бы 4000, но всё равно. Я помню, что там мы были как мухи сонные. Первый нормально всё, второй день «touch» так называемый — мы подходим под стену, там верёвки.

Первая вертикальная, короткая 3-4 м, но всё равно, показываем элементы. Все люди разные приезжают, кто-то с высоким уровнем альпинизма, кто-то новичок, кому-то надо вспомнить, главная работа на верёвке это - доверие. Доверие не к тому, кто тебя ведёт, и с кем ты идёшь, а доверие к самой верёвке, к «снаряге». С Карстенсом там всё просто, он такой «лайтовый».