Brighton HardHat

Первая в жизни практика – для студента действительно событие из ряда вон выходящее и запоминающееся надолго. У каждого она своя. Не только у каждого факультета и университета, но у каждого, взятого в отдельности, человека. Это школа жизни, которая, следуя лучшим традициям индивидуального обучения, готовит для каждого свой урок.

Мы, студенты 1-го курса русского отделения филологического факультета Московского Государственного Университета, ехали на фольклорную практику в Кенозерский национальный парк (Плесецкий район, Архангельская область – легендарный русский Север) с двумя чувствами: абсолютной готовностью от души повеселиться и насладиться обществом друг друга и в то же время абсолютной неготовностью ходить домой к незнакомым людям, незнанием, что нас ждёт впереди и как вообще будет проходить опрос местных бабушек-дедушек…

Утрамбовав в чемоданы и походные рюкзаки резиновые сапоги, постельное бельё, свитера, куртки от дождя, тетради и диктофоны, мы, чувствуя себя героями-фольклористами, которые едут покорять неизведанный север, радостно встретились на перроне Ярославского вокзала.

Вдоволь наговорившись, насмеявшись, нашутившись, сидя в тесноватом для шести человек купе плацкарта, поздним вечером или уже ранней ночью, мы решились-таки лечь спать. Но не тут-то было. У какого-то из наших ближайших соседей оказался день рождения. Героически выстоял празднование, видимо, он один да ещё парень – наш сосед по купе, обосновавшийся напротив, у окна… В общем, за эту ночь мы узнали всю подноготную этого человека. «Примерно это ожидает нас и на практике – нескончаемые истории о своей жизни» - без интереса думала я.

После того, как мы несколько часов протряслись в машине, на каждой очередной кочке думая, что вот сейчас точно отлетит какая-нибудь деталь, твёрдая земля Усть-Почи стала просто подарком. Когда мы вышли из машины, мне показалось, что это – край земли. Темнеющее вдали небо, плавно переходящее в озеро, или, может быть, озеро, переходящее в небо, маленькие, разбросанные тут и там деревянные избы, как на картинках детских сказок, зелёные просторы... Невероятная, абсолютно непередаваемая, благодатная красота русского Севера. Тишина настолько оглушительная, что городской житель замечает её сразу, с первых минут пребывания в деревне. Спокойствие. Умиротворение.

В тот вечер эта деревня была точно покорена нами, обошедшими всё близлежащее, сфотографировавшими почти каждый дом, испугавшими всех местных коров и овец и спавшими так крепко, что нельзя было усомниться в благотворном воздухе нашего маленького края света.

А на второй день началось. Каждый «получил» себе по бабушке. Вздохнув и приготовившись ко всему, все, кроме меня и старосты-Полины, которые были дежурными, вышли навстречу своему первому опыту собирания фольклора. А мы остались готовить обед и наводить чистоту в новом доме. Когда с этим было покончено и оттягивать выход уже было нельзя, я и Полина завернули за угол и, пожелав друг другу удачи, расстались перед очередными двухэтажными домами.

О, это чувство, когда у тебя нет в блокноте ничего, кроме инициалов неизвестного человека, и ты идёшь, не зная куда, пока что даже не представляя для чего, неизвестно к кому… Передо мной было три подъезда. Я зашла в первый. Постучала в первую дверь.

- Здравствуйте! – милая улыбка. – Здесь живёт Юсюз Нина Васильевна? Я из Московского Университета. Мы собираем фольклор.
- Да, здесь. (Вот это попадание!) Но её сейчас нет дома, она с хором уехала. Вечером, наверное, будет, - отвечает мне девушка примерно моего возраста. Как же странен, должно быть, для неё мой приход. Что же… тогда план В.
- Ясно, - улыбка ещё милее. – А не знаете, где живёт (взгляд в блокнот) Зенченко… Антонина Михайловна?
- Над нами, на втором этаже.
- Спасибо, до свидания!

Поход на второй этаж успехом, увы, тоже не увенчался. Меня ждал крепкий замок на двери и никакой перспективы дальше. Я села на скамейку рядом и стала думать. Возвращаться назад – нет смысла, потому что никого нет дома. И что же дальше? Спустя семь минут, внизу послышался шум, кто-то поднимался по лестнице.
- Здравствуйте, вы Зенченко Антонина Михайловна?
- Да, это я.
Милая бабушка, медленно поднимающаяся по ступенькам.
- Я из Московского университета. Мы собираем фольклор. Два года назад, помните, к вам уже заходили…
- Дак я уже всё им и рассказала. (Отлично.) Я ничего не знаю.

Ни одна бабушка и ни один дедушка, которых я опрашивала за всё время моей практики, не забыли произнести эту магическую фразу - «я ничего не знаю». Просто удивительное заклинание, как будто специально для студентов-фольклористов, за которым, правда, очень редко когда стоит действительное «ничегонезнание».

После проникновения в квартиру, я достала все свои телефоны-тетради-диктофоны и приготовилась вытащить из моей Антонины Михайловны всё, что только возможно. Красная кнопка чужого, одолженного на время, диктофона, запись в тетради и поехали.

Для любого практиканта в таком деле самое сложное – начать. Разговорить. Дать понять, что, собственно, тебе нужно, потому что, как оказалось, слова «Московский университет» и «фольклор» для многих не более чем пустой звук. Не для всех, конечно, но для многих. Поэтому для меня всегда проще было начинать с биографии – это беспроигрышная тема, потому что любая бабушка в состоянии вспомнить, где она родилась, где жила, где училась. Потом можно перейти к детскому фольклору: «А помните, во что играли в детстве?» Почти все говорили про лапту, рассказывали правила очень интересных и незнакомых мне детских игр, и для всех это было очень приятно – вспомнить своё детство, как с друзьями они бегали по полям и  лесам… «А вы часто ходили в лес? Вы слышали что-нибудь о лешем – хозяине леса?»

Это постоянная игра на внимание – вовремя заметить ключевое слово и органично свести беседу к тому, что нужно тебе, к фольклорному материалу, редко воспринимаемому этими людьми, как именно фольклорный. Ведь для них, и это тоже чудо, истории о лешем, водяном, русалках, банниках и домовых – естественные элементы их повседневной жизни, это часть их бытования, как для нас, городских, наши гаджеты, походы в торговые центры, просмотр кино.

Как удивительно, когда после слов вроде «да я сама-то в это не верю», идёт трепетный рассказ с горящими глазами о гаданиях или о том, как водило по лесу, или о том, как «что-то такое» привиделось, а потом - вдруг!- сбылось. Верят, ещё как верят, и невозможно, чтобы не верили.

Спустя тринадцать дней, проведенных на севере, уже на обратном пути, проезжая на машине те самые леса, полные волшебных, передаваемых из уст в уста историй, мы сами готовы были поверить во всё, что нам рассказывали. За каждой сосной, за каждой берёзой чудились таинственные «хозяины» и «хозяюшки», и не было ничего необычного или неправдоподобного в них и в быличках о них. Тут – другое сознание, другой мир, но при этом удивительно родной, русский, это модель мира, построенная на сплетении природы и её восприятия, её принятия и понимания людьми, которые сами являются главной её частью.

Как жаль, что это очарование рассеивается, как только ты вступаешь с вокзала в метро и снова окунаешься в мир технологий, шума, скорости… и слава Богу, что след этого очарования навсегда остаётся как в твоей памяти, так и в душе.

Эта практика каждого научила чему-то особенному. Меня – особенно внимательно слушать старших, общаться с ними, показывать, что тебе действительно интересны их жизнь, их опыт, работать в узком коллективе людей, которые с каждым днём становятся тебе всё ближе и роднее, не обижаться по пустякам и не раздражаться на мелочи, справляться со своим волнением, а ещё – выпускать овечек из загона, добавлять в кашу корицу, а в рыбу вино, биться в бане берёзовым веником, а потом водой из-под веника мыть голову, с быстротой молнии убивать комаров, а также обращаться с капризной техникой и брать всё-таки больше тёплых вещей в места, где заранее знаешь, что будет холодно.

И ещё одному научила меня практика… Часто, очень часто мои бабушки в ответ на вопрос, например, о заговорах или о свадебных причетах тяжело вздыхали и говорили: «Вот наши бабушки – те знали, да. А мы-то у них не спрашивали, молодые были. Они всё знали. Эх, кабы у них спросить…». Пусть и отчасти, но заметно, что богатейшая фольклорная традиция со временем иссякает. Приходит новое поколение, которое и не задумывается о том, что надо бы спросить бабушек о чём-то, не жалеющее об этом. И это поколение – мы.

Мы, так внешне любящие своих родных бабушек и дедушек, но зачастую скучающие, когда они, изредка уже, отчаянно вспоминают времена своей молодости – рассказать, передать нам, научить нас! Не скучайте! Спрашивайте и записывайте! Прилагайте силы, чтобы сохранить те крохи русской фольклорной традиции, которые ещё остаются сейчас у старшего поколения, а иначе – что станется с нашей культурой, имеющей истоки не где-нибудь, а хотя бы на том же самом Кенозере, в Богом забытой деревеньке с десятью коренными жителями где-то на краю света...