Muse EPS

Начало истории про фотографов у подножия Серро Торре читать тут.

На тропу к лагерю Поинценот, что у подножия Фиц Роя мы выходили в приподнятых чувствах. Рассвет был, кадры есть, впереди новая гора и надежда, что уж здесь-то нас ждет удача. Тропа от озера Торре до Поинценота оказалась не такой уж и сложной. Крутой подъем закончился километра через три и сменился нудным переходом по ровному. Палатку мы, по доброй традиции ставили под стук дождя.

Как-то в Калининграде мне сказали: “Если тебе нравится наша погода, подожди пять минут”. Эта формула подходит и для Патагонии. Местную погоду многие путешественники называют не только самой паршивой в мире, но и самой непредсказуемой - бывает, что чистое небо за минуты заволакивает тучами. Но может быть и так, что в этих тучах на несколько секунд откроется окошко, в которое выглянет гора. Ради этих нескольких секунд можно и нужно подниматься в горы со штативом и камерой. Любой пейзажный фотограф живет надеждой.

По сравнению с Фиц Роем съемки Сьерро Торре - сплошная халява. На нашей первой стоянке снимать можно было отойдя сотню-две метров от лагеря. Чтобы получить хороший вид на Фиц Рой приходится подниматься метров на 600 вверх по крутой тропе. В темноте. По мокрым камням и грязи, по руслу ручья. На это уходит не меньше двух часов. Удовольствие не из приятных и вверх тянет только та самая надежда увидеть и снять. Но в то утро мы явно надеялись больше, чем нужно. Еще до восхода чистое небо затянули тучи. Ровно в тот момент, когда мы дошли до конца тропы, небо заволокло совсем, и на нас обрушился плотный дождь с градом. Пришла снеговая туча и закрыла и солнце, и горы, и долину. Надежда тянула вперед, разум толкал назад. Разум победил.

Внизу мы со злобой смотрели на дрова, которые завалами лежали вокруг и мечтали об огне, который бы дал тепло и надежду. Но надежду дал ветер. Первые его порывы пришли в полдень. Уже через час ливень сменился мелкой моросью, а еще через час закончилась и она. На ветре мы смогли просушиться, а первые лучики солнца вселили в нас оптимизм.

Ночью, до всех будильников нас разбудил лунный свет. Мы вышли из палатки и увидели чудо: огромное звездное небо и облака, которые срываются с вершины Фиц Роя и уносятся куда-то вдаль. Они уходят! Словно острые зубы редкой расчески в лунном свете чернели силуэты пиков. Воздух был морозным и прозрачным. Мы не верили своим глазам, боялись верить!

Но поздно ночью, даже не позавтракав и не выпив горячего чая, мы собрались и вышли на тропу. Чтобы поднявшись до озера Лагуна Де Лос Трес увидеть великолепный Фиц Рой! Со спины могучего исполина подсвечивала заходящая полная луна, спереди же на нем начали появляться первые багряные оттенки еще не взошедшего солнца. В те минуты мы были готовы простить Патагонии все - шквальный ветер, изнуряющий дождь, холод, коварство, необходимость тащить в горы технику.

Но Патагония осталась верна себе. За пики Фиц Роя зацепилась тучка. Она начала наматываться, будто сахарная вата на тростинку, и вот уже вся гора ушла в облака. В то же время на восток наползли тучи, закрывшие рассветное солнце. Когда оно поднялось выше уровня облаков, то свет его был уже слишком жестким для красивых кадров. И все же мы спускались победителями. Мы простодушно надеялись, что Патагония нас проверила и больше не будет мучить. Было наивно рассчитывать.

Первое разочарование ждало нас уже в лагере. Рейнджеры нацпарка настоятельно советуют подвешивать еду на деревья и не оставлять ее в палатке. “Параноики”, отмахивались мы. До этого дня. Спустившись после великолепной съемки мы обнаружили в палатке дыру размером с мандарин. Погрызенной палаткой дело не закончилось - некая тварь надкусила наш хлеб, который мы берегли как зеницу ока. Позже мы нашли нарушителя продуктовых запасов - беспардонную мышь, которая на попытки выгнать ее из палатки отвечала непонимающим наглым взглядом.

Вечером того же дня начался дождь. Он застал нас на прекрасном озере Суиче, которое находится в горной чаше с отвесными стенами, по которым в озеро стекают многометровые водопады. Мощный ветер подхватывает их струи, и вода в них дробится и развевается, будто шелковые занавеси. Дождь пришел, когда мы уже прошли по курумнику, по обрывистым лесным тропам. Мы могли бы пойти ва-банк и остаться на точке, в надежде, что к ночи облака разойдутся, и мы сможем снять восход луны над горами. Но мы решили вернуться в лагерь и оказались правы, потому что дождь не прекратился.

Он продолжался всю ночь и весь следующий день. Мы видели, как один за другим снимают свои микроскопические палатки альпинисты, как поднимается вода и лужи стоят даже на песке. К середине второго дня любая ямка превратилась в море, море проникало и внутрь тамбуров палатки, так что вокруг нее пришлось копать дренажные канавки. К ночи вода начала просачиваться сквозь полог палатки, текла ручьями по полу вдоль кариматов и заливала вещи, которые мы столь тщательно пытались сохранить сухими: пуховые спальники, хлеб, карту, технику. Вода была везде. Чтобы не сойти с ума от того, что весь день сидишь в тесном и замкнутом, холодном и сыром пространстве и уже вторую неделю не ешь нормальной еды, мы начали петь. Сначала тихонько, глядя в глаза друг другу, а потом уже смелее и громче. Назло дождю. Начали с “Ой, мороз-мороз” и закончили всем репертуаром “Ленинграда”. И если на Серро Торре Marmot защищал нас от шквального ветра, то здесь он помогал нам переждать и пережить бесконечный дождь.

В тот день мы поняли, что воды великого потопа несут смерть телу, но куда хуже непрекращающийся дождь, который отчаянием разлагает душу. Ох, не «Детей капитана Гранта» вспоминали мы, сидя в мокрой насквозь палатке, а куда более депрессивные «Сто лет одиночества» Маркеса: “Дождь лил четыре года, одиннадцать месяцев и два дня. Порой он словно бы затихал, и тогда все жители Макондо в ожидании скорого конца ненастья надевали праздничные одежды, и на лицах у них теплились робкие улыбки выздоравливающих; однако вскоре население города привыкло к тому, что после каждого такого просвета дождь возобновляется с новой силой. Гулкие раскаты грома раскалывали небо, с севера на Макондо налетали ураганные ветры, они сносили крыши, валили стены, с корнем вырывали последние банановые деревья, оставшиеся на плантациях”.

Мы ушли утром. Собрали мокрую насквозь палатку, распихали в мокрые рюкзаки мокрые вещи, аккуратно сложили истлевшую карту. И отправились вниз. Облака открылись ровно настолько, чтобы показать, что снег в горах за этот дождливый день спустился еще ниже и уже до середины выбелил склоны. И снова в голову лезли мысли. Что надо вернуться, что надо обязательно найти время, билеты и силы, чтобы вернуться в Патагонию, в страну, где грубая, жестокая, первобытная энергия гор не показывается - она даже не прячется. Эта первозданная сила проступает наружу крючьями кустарников, белеющими костями засохших деревьев, циничной радугой над следами урагана, шипастыми кустами и ядовитыми гусеницами.

На вокзале, уже стоя у двери автобуса в Эль Калафате мы обернулись назад, провожая горы Патагонии, уверенные, что жестокая страна гор поглумится над нами, показав пики. Но увидели только непроглядную серую дымку. Неожиданное благородство со стороны этой жестокой земли, которую невозможно не возненавидеть. И невозможно не полюбить.

Участники экспедиции благодарят компанию Marmot Россия за предоставленное снаряжение и Fujifilm Россия за предоставленные фотоаппараты, на которые были сделаны все кадры этого отчета

Антон Агарков